Ревнители не отступали и не пятились, они шли и шли… и падали.
Лашман взмахнул мечом, порция кровавых брызг обдала короля, красным плеснуло в глаза… Владыка Ночи торопливо ткнул запястьем правой руки в шлем сбоку, поправил – перед ним было пустое пространство. Следом из свалки вывалился Чаглави, затем – еще несколько воинов.
Король огляделся. Стройными рядами надвигались Дневные в обычной, светлой, одежде. Эти держали строй и вооружены были куда лучше брошенных на убой ревнителей, но их от места схватки отделяло около сотни шагов.
– Чаглави! Будь рядом! – выкрикнул Лашман, разворачивая черного зверя. По лоснящейся толстой шкуре стекали потоки крови, ангварг шевелил челюстями, роняя красные потеки слюны, – успел цапнуть Дневного.
Король дернул повод, черный сердито зашипел, но Лашман снова ударил ангварга пятками, посылая в толпу ревнителей с тыла. Рассеченная надвое масса черных плащей таяла, Лашман рубил, понукал ангварга и изредка бросал взгляды на подступающий строй Дневных. Те не торопились, держали равнение… а может, нарочно давали возможность Ночным расправиться с фанатиками. Ревнители мешают всем! Пехоте в светлой одежде требовалось лишь одно: подобраться к месту схватки и пустить в ход копья, пока кавалерия рубится с ревнителями… Этого им король Ночи не позволит…
Наконец Лашман счел, что пора – и заорал:
– Чаглави, труби!
Юноша бросил меч под мышку левой рукой, правой схватил раковину, висевшую на груди, и дунул. Потом еще и еще. Звук вышел сиплый, некрасивый, Чаглави обращался с раковиной не слишком умело – но воины услыхали. Оставив истерзанную горстку ревнителей, дружинники поворачивали ангваргов и спешили на зов – к Лашману. Король махнул мечом и пустил черного в галоп – к рядам Ночных, выдвинувшимся из тени холмов. Ревнителей оставалось на поле несколько сот, не больше – Лашман счел, что условие исполнено, пришла пора чудес!
Уцелевшие ревнители растерялись. Эти люди не были способны рассуждать и принимать решения. Когда их обстреливали пращники – они ярились и хотели атаковать. Когда их топтала кавалерия – им доставало мужества умирать на месте, отбиваясь. Но что делать, если победоносный враг отступил, – этого фанатики не смогли сообразить.
Оборачиваясь, король Лашман видел: ревнители бестолково смещаются по полю, усыпанному телами в черных плащах. Они сходятся в жиденькую шеренгу, озираются и не знают, как быть. Ровные ряды ополчения замерли – толпа в черном преградила им путь… Лашман вдруг сообразил: сильно болит бедро. Оказывается, в ноге застрял обломок копья, рана кровоточит. Король легко выдернул наконечник – неглубоко вонзил оружие Дневной! – и поглядел на холм, где оставил Андараха.
– Чаглави! – рявкнул владыка Ночи. – Скачи к колдунам, пусть не теряют времени! Скорей, пока Дневные остановились!
Парень коротко кивнул и ткнул пятками в бока серого ангварга… Лашман заметил: Чаглави на скаку трогает шлем. Король огляделся – то один, то другой дружинник дергает завязки и похлопывает по прикрытому шлемом уху. Тут и владыка почувствовал – в воздухе возникло нечто… неосязаемое. Звук, не звук… будто дрожь разливается повсюду… дрожит почва под ногами, дрожит небо и солнце в нем… дрожат холмы. Чудеса начались?
А что с Дневными? Они остановились? Нет, ровные прямоугольники ополчения, блестя медными касками, разворачивались на равнине, надвигались на заваленную темными телами степь. Остатки ревнителей втянулись между колонн, плащи колыхались на невесть откуда взявшемся ветерке. Вот-вот Дневные двинутся сплоченной массой на армию Ночи.
Вроде стало темнее? Лашман задрал голову – над ним ничего не изменилось. Ничего? Солнце померкло, хотя глядеть на него все еще невозможно. Но цвет безоблачного небосвода изменился, стал гуще, насыщенней. Дружинники то поднимали головы, прикрываясь от солнца тяжелыми ладонями, то косились друг на дружку. Они не понимали, почему медлит Лашман. Дневные готовятся наступать!
А король ждал. Он боялся поверить тому, что видел собственными глазами. Безоблачное небо становилось темней, ветер окреп, беззвучный гул над равниной стал явственней.
– Темнеет, что ли? – неуверенно произнес молодой дружинник в расколотых доспехах. И огляделся, ожидая поддержки.
Воины постарше молчали.
– Погодите, – бросил Лашман. – Нынче – великий день, и могут случиться всякие чудеса.
– И в самом деле, становится темней, – подхватил воин постарше.
– Солнце гаснет!
– Великая Ночь!
– Великая Ночь спешит к нам!
Воины загомонили – окликая друг дружку, они старались унять волнение… Небо над головами наливалось темной ровной синевой, солнце теряло яркий свет, тускнело… вот-вот – и на него можно будет глядеть! Дневные тоже замерли. Конечно, и они сейчас перекликаются, тычут пальцами вверх и спрашивают стариков, что происходит? Большинство ополченцев – новобранцы, им неведомо, что случается под небесами севера, а чего – нет…
Лашман повел подбородком и непроизвольно потрогал шлем, потом поспешно отдернул руку. Он глядел в небо и понимал, что по-прежнему не верит в происходящее… хотя он-то знает, чьи чары здесь виной. Что уж говорить о его воинах – и тем более о Дневных, которым Ночь – бедствие и великий страх. Темнеет, темнеет! Андарах Луми пустил в ход магию!
Чаглави гнал усталого ангварга, торопился… и даже не заметил, как сгущается и твердеет небосвод над холмами… Хотя он-то как раз мог бы сообразить быстрей простых воинов. Он, Чаглави, уже наблюдал от начала до конца, как работает магия волшебного поляризатора – на Амагаре, перед дворцом Размала. Как давно это было… хотя и совсем недавно!