Хищники Дня и Ночи - Страница 27

Таклан взял левее, к самой белой кромке, чтобы освободить дорогу для массивной печи. Воздух наполнился скрипом и визгом – у встречных повозки не были оснащены подшипниковыми ступицами, да и смазку, должно быть, жалели. Но Чаглави не очень интересовался конструкцией телег, его больше интересовали люди. Что может заставить так тяжело трудиться? Приглядевшись, юноша обнаружил, что работники одеты в лохмотья, а на ногах у них болтаются странные неуклюжие камни, охватывающие лодыжку. То есть не камни, конечно, – массивные диски из шервановой глины, перемешанной с шерстью. Так делают укрепления на севере, в Джейхуре и других городах. Из-за тяжелых грузов несчастные были вынуждены передвигаться, широко расставляя ноги, и при ходьбе передвигать ступни по широкой дуге. Они тяжело дышали и обливались потом.

Люди, которые волокли повозку, выглядели даже более тощими, чем обычные Дневные. Эти были изможденными и угрюмыми. Несколько погонщиков в плащах из светлого волокна подгоняли понурых тружеников стрекалами, вроде того, которым Таклан тыкал в горбы тарвулов. Еще у тягловых людей на тощих шеях болтались ошейники. Воздух наполнился визгом и скрипом.

Потом, когда процессия осталась позади, Чаглави не удержался – привстал и долго провожал взглядом удаляющуюся печь.

– Ну вот и поглядели на плавильню вблизи, – заметил Таклан. – Чего-то спешат, торопятся. Не могли ночи дождаться. Ночью-то оно сподручней, не так жарко.

– А кто эти люди? – шепотом спросил Чаглави колдуна, снова опускаясь на мешки.

– Невольники, – ответил Джеремия. – Никакая скотина не выдержит такого труда, только люди. В самом деле, чего это они днем едут? Ночью прохладно, хорошо.

Чаглави задумался – в который раз за это, пока еще короткое, путешествие. Много нового, приходится больше размышлять… Непривычно.

Вот эти – невольники. Смысл был понятен, но… У Ночных не бывало рабов. То есть в старые добрые времена, до появления Замка, пленные южане были рабами на севере, в городах у моря. Но пленные – другое дело. Ночные считали их дикарями, которые в самом деле немногим отличаются от животных, а потому могут работать, как скот. А эти заставляют этак работать своих же Дневных. Если Ночной объявлял себя слугой какого-нибудь воина из высшей касты, это было добровольное решение. Чем выше статус господина, тем почетней участь слуги. Вассалы великих воинов похвалялись доблестью хозяина, на них ложился отблеск господской славы. Кто не желал служить трусу – всегда мог сменить хозяина. Ночной слабого сложения и низкого рода, не желавший иметь господина, выпадал из социума – это правда. Такие становились изгоями, скитались между чужих поместий, уходили в степь либо селились у подножия великих гор. Бродяга не имел прав, его могли убить, но заставить работать насильно? Нет, немыслимо! В конце концов, вассальные отношения иногда являлись пустой формальностью, Ночной жил собственным хозяйством, а тому воину, которого считал господином, отдавал часть урожая. А тут – ошейник, колодки… Погонщики с палками.

– Что, удивлен? – спросил Свифт. – Так здесь живут. Дневные подчиняются выбранным старейшинам и потому считают себя свободными. Они утверждают, что у них нет хозяев… но рабы у них есть.

Чаглави не стал отвечать. Общественное устройство Дневных он представлял себе очень приблизительно. Слышал, что они сходятся общиной и совместным голосованием избирают правителей из числа мудрых стариков. Не объяснять же колдуну в присутствии агента Дневного, что у Ночных хозяина тоже выбирают? Но не скопом, не толпой выбирают, а каждый – для себя. Только для себя. Не навязывают свой выбор соседу.

Во всяком случае, отметил юноша, судя по тону, каким произнес объяснение Джеремия Свифт, колдуну тоже не по душе порядки Дневных. Это хорошо. Потому что, если предстоит долгое путешествие, между товарищами должно быть согласие.

* * *

Тарвулы брели, мерно покачивая горбами, постукивали окатыши в ступицах, а вокруг расстилалась ровная белая степь, накрытая куполом белого неба. Повсюду – одно лишь белое сияние, от которого не укрыться даже под широкими полями шляпы. Чаглави, чтобы занять голову хоть чем-то, сперва обдумывал увиденное и мысленно готовил доклад королю Лашману. Потом, когда все пересказал и ответил на выдуманные вопросы владыки Ночи, принялся вспоминать застольные песни Ночных.

Тут, словно угадав мысли пассажира, Таклан завел свои заунывные рулады. Его песня ничуть на напоминала энергичные напевы воинов Ночи, которые обычно исполняют хором, ритмично постукивая кубками по столам, – дорожная песня агента была длинной, равномерной и тоскливой, как дорога по горячей пустыне. Так что Чаглави никак не мог со своим мысленным речитативом угодить в такт и быстро сбился. Попробовал распахнуть одежды – но стало только хуже, теперь уже ветер не ощущался вовсе, и юноша снова укутался в накидку. Окажись здесь шерван – небось вмиг бы растаял и испарился. Ночной попытался уснуть – не вышло, выспался утром, а в липкой жаре и сон не шел.

– На ангварге вышло бы раза в четыре быстрее, – пожаловался Чаглави колдуну.

– Скучно? Ничего, это только здесь, у великих гор. Погоди, дальше к югу снова станет веселее, – пообещал Джеремия. – Эй, Таклан! Далеко до жилья?

– Далеко. Сейчас тарвулов напою, и дальше двинем. К вечеру, наверное, будем в городе.

Агент остановил повозку, вытащил поилки, припрятанные под сиденьем. Поилка представляла собой половинки расколотого сегмента старого джудового стержня, соединенного кожаными вставками, так что могла складываться до почти совсем плоского состояния. Расправленные, они превратились в ведра. Таклан наполнил поилки водой и сунул животным, те тут же потянулись тупыми мордами. Пассажирам Дневной тоже предложил напиться из кувшина, Джеремия покачал головой, а Чаглави выпил две чашки. Таклан осторожно подлил масла в ступицы, похлопал тарвулов по пыльным горбам, но звери не обращали внимания, лакали воду. Выпили, вылизали длинными языками поилки. Один коротко проныл скрипучим голосом.